Андрей Головнев: «Кайф от движения и кочевья – это особая философия жизни» — urbanpanda.ru

Полевой исследователь жизни кочевых народов и теоретик современной антропологии, член-корреспондент РАН, лектор десятка российских и зарубежных вузов и кинематографист Андрей Головнев стал лауреатом Государственной премии в области науки. За формулировкой «за вклад в изучение культурного наследия народов Арктики» стоят 40 лет экспедиционной работы на Ямале, Таймыре, Гыдане, Урале, Европейском Севере России, Чукотке, в Югре, Якутии, Скандинавии, на Аляске, сотни научных публикаций, в том числе монографий.

– Расскажите, как сложилась ваша научная траектория, которая привела вас к столь весомым достижениям.

– В юности я интересовался политической историей, хотел исследовать культ личности Сталина, помня о том, что Иосиф Виссарионович был наркомом по делам национальностей и теоретиком национально-государственного строительства. Сталин создавал союз народов, это был уникальный эксперимент. Но в Омском университете имени Достоевского мне сказали, что эта тема находится под запретом.

Дальше, охладев к политике, я продолжал изучать национальные отношения, стараясь смотреть на них глазами разных народов. Так я оказался в этнографических экспедициях. Начинал я среди кочевников тундры – ненцев, они являются моими наставниками в отношении моих первых этнографических опытов.

– Чем они оказались интереснее университетских профессоров?

– Они – носители взгляда изнутри. Вообще этнография состоит из двух измерений – взгляда на культуру изнутри и взгляда снаружи. Чтобы понять смыслы, значения, связи внутри культур, нужно быть внутри. Чтобы определить, какого типа эта культура, какую ячейку в мировой классификации она занимает, нужен внешний взгляд.

Каждая культура самоценна изнутри себя, и в ней существуют свои доминанты, этика, эстетика, ценности, и они очень часто не совпадают с другой культурой, которая по военно-политическим причинам оказывается доминирующей.

Тут начинается диалог, иногда конфликтный, между этими культурами, когда люди не понимают друг друга… Вот я, городской житель, первоначально был совершенно беспомощным в тундре, не умел владеть веревкой, арканом, правильно управлять оленями. Не мог, как практикуют чукчи, согревать себя собственной энергией, а не тянуть руки к очагу: кто тянет руки к очагу, тот не мужчина. По старым чукотским представлениям, настоящий мужчина должен согреваться энергией собственного тела, настоящий пастух должен уметь мгновенно уснуть или проснуться и мобилизоваться в зависимости от условий.

– Там, в экспедициях, и родилась ваша теория антропологии движения?

– Да. Я понял, что кайф от движения и кочевья – это особая философия жизни. Однажды поймал это ощущение на себе. В середине полярной ночи, в трескучий мороз мы кочевали, и я думал: да когда же эта перекочевка кончится? Мне казалось, что длилась она целую вечность, на самом деле – всего лишь полдня. И в этот момент я почувствовал, как это здорово, что мы движемся. И как красиво и музыкально это движение, как качается небо, как приятно похрустывают копыта оленей, поскрипывают нарты. У меня изменилось настроение в пользу того, что я стал ждать кочевья. И вот это и есть этнографическое включение, когда я почувствовал изнутри эти импульсы кочевой культуры.

Примерно в 2007-2008 годах уже окончательно сложились формулировки. В моих работах появился персонаж Homo mobilis («человек движущийся»). Это был перелом! Знаете, что названо, то и приобретает новый смысл. Появился у меня Homo mobilis – все! Началась антропология движения.

– Насколько это понятие применимо к различным регионам мира и народам, живущим там? 

– Наш прапрапредок, который жил на Восточно-Африканском рифте, в ущелье Олдувай, обладал строением ног, которое свидетельствует о том, что он больше бегал, чем ходил. И мне стало понятно, что человечество, которое разбежалось на всю планету, освоило ее, как никакой другой биологический вид. Мы недооцениваем и недопонимаем, какое значение имело движение в становлении человечества и его культуры, преодоление расстояния в виде разных приспособлений – лук, копье, не говоря уже о транспорте. 

Мне через этот опыт по-новому открылись страницы истории, в том числе морских кочевников – финикийцев, греков, тех же викингов, которые проводили в пути большую часть жизни и считали, что это и есть наслаждение, цель жизни.

– Казаки сюда же?

– Абсолютно! Беглецы в дикое поле оказывались свободолюбивыми охранниками границы, но и они же становились теми людьми, которые инициировали раздвижение, продвижение этой самой границы. 

Во многом расширение России связано с эффектом казачьей культуры, которая «рыхлила границы» и обеспечивала продвижение государственности, будучи по-своему связана с центром и в то же время в оппозиции центру. Вот такая очень непростая динамичная связь.
 

Необходимо выполнить цифровизацию нашего фонда, чтобы вся огромная коллекция – 1 миллион 200 тысяч с лишним экспонатов – оказалась в поисковом доступе для исследователей. Так что киберэкспозиции – это еще один проект, который нас ожидает.
— Андрей Головнев.

Источник: spbdnevnik.ru

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий